Качества человека
Человек человеческому экземпляру –
В совокупности друг, и товарищ, и брат,
Но с кем-то отдельно живет он на пару,
Дуализмом подвинувши триумвират.
Если вдруг человеческая негуманность
Громкой сапой выпрыгивает из штанов,
То шеи, боясь поголовно сломаться,
Решают: мудрей – не носить им голов.
И ключица, и мягкие порции тела
Имеют удельный зашкаленный вес,
Он душ невесомость так может уделать,
Что не верящий в душу заметит: ан есть!
На опорном и двигательном аппарате
Легко оказаться за множеством миль,
На короткой ноге с чужаком поиграться,
А на дружеской так с земляком настояться,
Чтоб никто не подумал, что это костыль.
К силуэту людскому пришпилена крепко
Тень, которой не можно уйти восвоясь:
Когда человек сам собою – метр с кепкой,
Она в высоченной красивой беретке
Отражает его ипостась.
Мозг
Извилины мозга
нередко заносит на поворотах.
Это не то, что заворот кишок:
кишки при любых выкрутасах
не перегибают палку,
то есть кишечную палочку,
и она трудится несгибаемо.
А многие нерадивые извилины
гнут свою линию, как уклонисты,
не склонные обмозговывать
штукенции и драйверы прогресса,
предпочитая штучки-дрючки.
Кора мозга,
ясен ясень, – со своими короедами,
которые от нее без ума.
Однако при всем безумии
у них губа не дура, а то и обе две.
Тут разум и безумье кучкуются
как бы в одной лодке и гонят волну
в разные стороны от винта –
и она не ложится на курс,
а выкладывается в противостоянии.
Такие казусы в коре берут начало
в древнем Коринфе; и хоть тамошние
корифеи казуистики отдали концы,
никто не берет конец;
Впрочем, он сам возьмется.
Искусственный интеллект
завидует натуральному мозгу,
имеющему крышу в виде коры,
под коей можно прикорнуть,
свернув калачиком извилины
или позволив им вытянуться,
чтобы оттянуться.
А вот он, ИИ, лишенный коры,
все время должен сам корячиться
и временами терпеть ругань,
некорректно укоряющую его,
как дитятю с корью:
«коротыш корявый».
Подкорка мозга,
казалось бы, должна благоденствовать
под защитой коры;
но она больше ночует, чем днюет,
так как спит и видит себя надкоркой,
чтобы быть на коре, как на коне,
и вырасти в глазах головы.
Голова чихает на данные заигрыванья.
А кора корит свою подкорку
и хоть разрешает ей питать иллюзии,
но так, чтоб они подавились.
Череп мозга
является башкой, если нужно
подчеркнуть башковитость;
является копией бедного Йорика,
который, однако, не прибеднялся;
является веселым Роджером
на пиратском знамени
и невеселым знаменьем
на трансформаторной будке.
Не является отцом-родителем вшей,
это бастарды царя в голове.
Мозг есть головной и спинной.
Голова злится и плюется,
когда говорят, что она безмозглая,
тут ведь – противоречие налицо.
Спине хорошо: у нее нет лица
для терпения наличных противоречий;
к тому ж ей не надо шевелить мозгами,
чтобы не остаться с носом,
потому что ее нос, то есть горб,
прекрасно исправляет могила.
Оба мозга могут размозжиться
и вылезть за контуры человека.
Значит, индивиду нужно заботиться
о своих периметрах:
не только делать им баню и петтинг,
но и крепить их микросферу так,
чтоб молекулы малыми не показались.
Тогда оба мозга, бракующие друг друга,
и их внебрачный сын мозжечок,
вздумавши выползти за рамки тела,
смогут только дойти до ручки.
Проделки майи
Природа красиво рисуется,
На метр квадратный приходится,
Как на подбор выставляется,
Шевелит на вершинах тип-топ.
Такое вот очковтирательство
Известно и в градостроительстве:
Чуть колышется, пуча достоинство,
Верхушкой своей небоскреб.
Ни за что и в науке иллюзии
Ни про что свою планку не снизили.
Что ж, если б из сивой фантазии
Что-то вышло бы, то ничего б.
* * *
Нигде в родословной
Не влезший в графу
Скелет панибратски
Прописан в шкафу.
Клопы его щиплют,
Возглашая фу-фу!
А нащупав трансгендерность,
Кажут тьфу-тьфу!
Галина Болтрамун