Геройство
Каждый раз обесценятся мерой вещей
Непомерные взносы геройства,
А его назидательно-пышный дисплей
Всегда с перекосами сверстан.
Безотчетная храбрость восходит к тому,
Что не делает в мире погоду,
А то – никогда не узнать почему –
Культивирует самоотводы.
На адреналин, честолюбье, дурман
Разлагается, будто бы, подвиг,
Но вплетенная логика фата-морган
Ему цементирует облик.
Доблесть род продолжает, ее эмбрион
Атакует зародыши злобы;
Тот, кто с ними обеими тайно сроднен,
Закаляет в реторте их пробы.
В слове «героика» слышно «Геракл».
Подключись на волну Гераклита,
Пойми, сколько миссий священных и драк
Той рекой одноразовой смыто.
* * *
Вдоль антенн, обнимая помехи,
Новостные интриги простив,
Летит легендарное эхо;
Что-то дал ему канувший миф
И цивилизаций огрехи.
Череда заклейменных теорий,
Когорты проклятых веществ
К месту Проповеди Нагорной
Несут прирожденный им крест,
На сожжениях – огнеупорный.
Ничто над собою не властно,
Всё, однако, собой дорожит.
Борьба и единство контрастов.
Завершаются все метражи
Резким обрывом пространства.
* * *
Днем в эстетичной ловушке озерной
Сохраняются звезды в строжайшем почете –
И выходят на берег из обсерваторий
Окропить заводской телескоп звездочеты.
К месту корней своих, отчих коряг и
Радикальности – в сверхзвуковой карете,
Из огня и воды, медных труб бумеранги
Возвращаясь, опаздывают на столетья.
В виде милостыни изумруды, рубины
Проходят по делу о мега-хищеньях;
По доброй неволе и злым, и невинным
Нарезает землицу блистающий лемех.
Присягнув передатчику, чудо-частоты
Транслируют антимиров богомолье,
И только отдельные блудные ноты,
Упав, дребезжат на антеннах юдоли.
Акты прямо зависят от противодействий
И вкось от того, что должно не случиться.
Застят небо благие курьезные вести,
В которых заинтересованы лица.
Судьба
Как говорится, судьба играет человеком,
что само по себе горько и унизительно.
Ситуацию чрезмерно отягощает то,
что судьба при этом активно использует
свои тщательно разработанные игрушки:
огнемёты, виселицы, агрессивный атом,
средства для допроса с пристрастием,
беспристрастные шальные пули,
триггеры эпидемий, генераторы катастроф,
мракобесные идеалы и т. д., и т. п.
Судьба реализуется в мире, уснащенном
продуктами своего разложения,
укладывается во временны́е графики
и подлежит диктату вре́менных ценностей.
С какой стати и что может статься?
Этот вопрос не поднимается в ходе дел
с интегрированными выходками и проделками;
он запредельный и провисит в метафизике
до скончания века, хороня с течением лет
скончавшиеся ответы.
Судьба похожа на герметичную капсулу.
Индивид, увязший в личностном периметре,
не в состоянии познакомиться с Не-Я,
ему по силам лишь оперировать
своими представлениями об оном
в обстановке своего кругозора.
Каждая участь – западня со своими
атмосферными и эфемерными осадками,
вооруженностью глаза, безоружностью нервов,
растущими материальными навалами
и повальным отрицанием отрицания.
Заключенный в своих рамках знает,
что они сомкнутся и расплющат его в прах.
Восстанет ли из оного, как Феникс из пепла,
существо неимоверного полета
с безмерным размахом крыльев?
За ответом далеко ходить не надо. Его нет.
Он не может состояться
ни в каких «языковых играх».
На смутном уровне мироощущения,
разбавленном веяньями хмелящих энергий,
порой вспыхивает странная патетика,
кристаллизующаяся в лозунге
amor fati (любовь к судьбе).
Такая ориентация попросту означает
слияние в экстазе узника и темницы.
Как говорится, любовь зла…
Предусмотрен ли для каждой судьбы
безоглядный путь из гиблых бытовок
к вечному вездесущему бытийствованию?
Работает ли смерть проводником?
Любые доказательства на эту тему
без успеха подделывают
свое достаточное основание.
Аксиомы успешно ухитряются,
ни на что не опираясь, иметь место
и оттуда обусловливать параметры
каждой сферы и веры.
А многая мудрость,
неотступно рвущаяся
к недоступному Всеединому,
плавится во многой печали.
Не мудрено…
Галина Болтрамун