Типичный портрет
Лицо – визитная карточка индивида,
его оголенная часть, не выражающая голой правды.
Высота лба как показатель ума соотносится
с зоной чесанья в затылке и регулируется челкой.
Контур век, пигментация, челюсти –
в рамках этнографической целости.
Глаза, зеркало души, не выдают нутро с потрохами.
Глазомер, лишь семь раз обрезав, отмеряет напоказ
то, что лежит, залежалось или слежалось на сердце,
и то, что непреложно стоит поперек горла.
Должно неприглядное прочее
быть под спудом, не стать воочию.
Задний фон способствует презентации облика:
черты лица и штрихи личности – под эгидой линии,
которую гнет эпоха, кося под разнонаправленность.
Однако портретная полнота не достигнута, ибо
из нутра, в меру сил и возможности,
лезут признаки пустопорожности.
Зарубки на носу – под разным углом, но все
сопряжены со склонностью памяти вырубаться.
Плечевые контуры гибки, принимают положение
адекватно убыванию или росту горы на плечах.
Прошлый опыт стоит за плечами и
безуспешно страхует (от)чаянья.
Сознательное физиономическое выражение
слегка затронуто тусклыми мазками подсознания
и, гораздо четче, темпераментностью того,
что вертится на языке или, в досаде, проглочено.
Регулируют сжатием челюсти
прорыв и затор откровенности.
Ошметки ядреных сновидений, упав с ресниц,
прилипают к (не)мудреному мировоззрению.
Количество таких миросозерцательных ляпов
позволяет определить, все ли у человека дома.
Пророк убеждал, чуть не кашляя:
враг субъекта – его домашние.
Специфика мимики зависит от комплексов,
усмиряющих развязность во взаимосвязанности
физических и юридических лиц, личин и ликов.
Сохранению лица способствует лицевой счет.
Тот купит портрет, отдав должное,
у кого оно не заморожено.
О творчестве
Не предназначенное
для товарооборота творчество
вращается вокруг своей оси
и по этой спирали уходит
в свой страх и риск,
где нет никаких страховок
и предупредительных рисок.
Оно выхватывает себе пространство
из неведомых объемов
и бытийствует на свой лад.
Эта необычная сингулярность
вызывает враждебность
во всех социумах и кликах,
отпугивает догматику и пафос
культуры, культов и кулуаров.
Самодовлеющие творения,
не подлежа уставам и канонам,
генерируются ненадлежащим образом;
они внеположны любой покладистости
и являются случаями инобытия
по отношению к общепринятости,
верам, диктату трендов и брендов,
фетишизациям или фашизации.
Духовная деятельность свершается
в душе во имя держателя души.
Однако продукты творчества
присутствуют в диапазонах ойкумены,
вкраплены не гармонирующими точками
в неприязненную суетящуюся среду.
Будучи неизвестными или знаменитыми,
они одинаково в ней неуместны,
так как вмещаются в этом узилище
не своей сутью, а только внешними,
поверхностными компонентами.
Духовное творчество вне категорий
вреда и пользы, просвещенья и мракобесия;
тут счет идет на другие величины:
имеется в виду то, что не рассматривается
неизлечимой слепотой земного мировоззрения.
«Стихотворение не требует прочтения», –
есть такая авторская декларация.
В унисон с ней можно сказать:
симфония не требует прослушивания,
картина не требует выставок.
Однако для чего-то нужны творения,
отвернувшиеся от коммуникаций.
Возможно, ни для чего
в лучшем смысле этого слова,
ибо чистое Бытие и Ничто сливаются.
Гегель, вероятно, уже уточнил,
как именно.
Творческая энергия выбирает автора,
пробирает его до мозга костей и глубже,
куда человеку самому не добраться,
где убирается бремя человечности…
* * *
Из недомолвок и пауз языка
Слагается бесчеловечная суть;
Ее доводилось тому лишь хлебнуть,
У кого адекватно заточен оскал.
Мир гомонит на пороге войны,
Играет шальными оттенками гул.
Тому безразлична риторика пуль,
Чьи счеты с собою самим сведены.
Новый Платон поучает планктон,
Призывая, как встарь, аксиому учесть:
Никого не минует счастливая весть,
Ибо ей нравится каждый никто.
Психея
Заблудившуюся Психею
Приголубил чужой архетип,
Он психизмы ее просеял,
Как прочистил харизму харит.
Она при такой гигиене
Там стала сама не своя,
Но освоилась по возвращеньи
В пылевые родные края
И для правки своих заблуждений
Набивается к Юнгу в друзья.
* * *
Советы разведочных и назидательных пифий
Не долетят ни к одной путеводной звезде;
Опять, как проекция Вед, пустотелый понтифик
Над морем колеблется, бледные руки воздев.
Мировоззренья шагают, подкованностью бряцая;
Там, где прозреньем наломано дров, – напролом;
Слепота не отдаст ни клочка своего непочатого края,
А слепки ее как НЗ сохраняет любой окоем.
Манихейские зерна побеги не в тему пустили,
Мани явно конька своего не удержит в узде;
Шаманы плывут на манки Лорелеи-сивиллы
После ряда летальных попыток летать на воде.
Див отыщет лазейку в уют непролазного места,
Когда синим пламенем вновь разгорится сыр-бор;
А дива, ура-дарвинистка, отвергнув Авесту,
Сей факт подведет под естественный выбор-отбор.
Заказные мотивы прославленного сладкопевца
Ославляет, сличив про и контра, профан-контрабас.
Сакральные гимны парирует спевка секреций.
Приструнив какофонии, трубный архангельский глас
Выразит миру недипломатичную ноту;
И концы, что надеялись на регулярную воду,
Изведают незаурядных субстанций заботу.
Счастье
Околоземное скудное счастье
Не привыкло делиться поровну:
Попробуй с маститым лицом не считаться,
Не снабжать его в первую голову!
Желчно дымит позолота собора,
Ортодоксы теряют патетику,
Когда те, кто не ставил свечей билетёру,
Счастливые тянут билетики.
По-фарисейски державное счастье
Выражают помпезные ратуши;
Не хочется сердцем к нему причащаться,
Потому и – притянутость за уши.
Понятное
Приглядевшись
к прямолинейности силлогизмов,
понимаешь: в реальности
возможны только кривотолки.
Приглядевшись
к высокоторжественным идеям,
понимаешь: они создаются
для низкопоклоннических кругов.
Приглядевшись
к различным путям душеспасения,
понимаешь: все они сопряжены
с каналом для испускания духа.
Вольнодумие
Правду, что строгий фасон силлогизма
Выставляет во всей прямоте напоказ,
Преломляет эффектно развязная призма,
Понуждая казаться фактичный наказ.
Понятья, назначенные для парадов,
Как хиты профилирующих дисциплин
Повсеместно царят, только нет у них слада
С тем, кто всегда сам себе господин.
Свободные мысли, вне зоны приличий,
Положились на зыбь кочевых перспектив,
Которые в целом не фотогеничны
И частью не входят в любой объектив.
Сверх-Я независимости – сингулярность.
Подо лбом, казуистику вдруг тормозя,
Рвутся извилины, тщась искривляться
Параллельно тому, что подумать нельзя.
С легкой руки бог юдоли и майи
Вперед вольнодумие за нос ведет;
Сила тяжести ж любит, к себе прижимая,
Высоколобость ментальных свобод.
Галина Болтрамун