Хаос
В то, что прельщало, о чем мечталось,
Что бывало нечаянно иль неспроста,
Внезапно врывался загадочный хаос,
В исступлении все расставлял на места,
Откуда виднелась одна безнадежность
С почерневшею парусностью для всех –
Жизненных функций и фикций моторность
Глохла то с завыванием, то нараспев.
Затем возвращалась цветная обычность,
Маскируя зиянья страшащих идей;
Чтоб жизни отрезок из бытности вычесть,
Ярко празднуется там и тут юбилей.
Впритирку сдуваются выхлоп и выдох,
Север-юг в тесноте и обиде бурлят.
Кабала гравитации. Хаос не выход,
А лишь выходной среди форменных дат.
Космос и хаос
Глубокомыслие есть знак хаоса,
который подлинная наука стремится превратить в космос,
в простой, безусловно ясный порядок… Глубокомыслие есть дело мудрости;
отвлеченная понятность и ясность есть дело строгой теории.
Превращение чаяний глубокомыслия в ясные рациональные образования –
вот в чем заключается существенный процесс новообразования строгих наук.
Э. Гуссерль
В хаосе –
несчетность возможностей.
Космос –
недостаточен и ограничен.
Здравомыслящая наука
в хаосе невозможна –
и она творит себе космос,
худо-бедно упорядоченную,
принудительно ясную атмосферу,
относительно удовлетворительную.
Для глубокомыслия и мудрости
любая рациональная система,
концепция, доктрина – тюрьма.
Подлинное знание не может
заключаться в какие-либо рамки,
оно должно быть всеохватным
и беспредельно свободным.
Хаос не есть абсолютная свобода,
но, за неимением лучшего,
глубокомыслие черпает оттуда:
волнующие эманации бездны,
эфемерные следы мирового духа,
символы неявной существенности,
явствующие искры Ничто
и тому подобное и не подобное…
Мудрость, синхронно умножая
познания и печаль, понимает,
что истинное знание беспечально;
оно не может изъявляться
по меркам космоса или хаоса,
ибо безмерно,
и не ложится на смертный мозг,
ибо бессмертно.
Познания и откровения
сбивчиво перетекают
из хаоса в космос и наоборот.
Истину не познают
и не открывают,
она безгранично открыта
для подлинно и вечно
сущих в Абсолюте.
* * *
Возле снов, что особо трудны,
Держат вахту могучие тени –
Маркируют пустые склады,
Регулируют ход ослабленья
На звериных пристрастьях узды.
Явно сакраментальная взвесь
Под напором неявных интенций
Вместо там оказалась вот здесь
И, желая тут запечатлеться,
Ало красит свой сивый замес.
Странный опыт, накопленный сном,
Выше всяких его объяснений;
Он и бдение – прочный бином,
И на входе в не-три-измеренья
Им всегда безопасней вдвоем.
Горно-речная зарисовка
Гора над рекой (всякой мудрости склад,
даже той, что проходит по черному списку)
Низвергает с песком пополам камнепад,
Коли в русле всплывает вопрос на засыпку.
Та река, не желая остаться в долгу,
На гору точит зуб и подводные камни;
В злобе кто-то из них палку впрямь перегнул,
За живое задев несгибаемость кармы.
У подножья в лощеных рекламных местах –
Водонепроницаемость, гладь экстра-класса;
Вилы, вдруг невзлюбив мокроту на волнах,
Их используют в качестве табулы расы.
С озорством не спасающей мир красоты
Морально нестойкую молодь планктона
Соблазняют без помыслов задних цветы –
Строго в рамках распущенности сезонной.
Выбив себе, обойдя пересуды,
Права сообщающихся сосудов,
Подвизаются речка, предгорье и пляж:
Все, известно, уходит в песок поэтапно;
И, чтобы украсить при том антураж,
Выступают круги на воде или пятна.
* * *
Живописец-изобретатель
В степень возводит стандарт –
И выходят кубизмы в квадрате
И в кубе пречерный квадрат.
Иллюстрации затхлого быта
Преломляла с досадою люстра;
Лишь когда оказалась разбитой,
Отразилась в ней глокая куздра.
Их облик поверхностно выскоблен.
Долото предупреждали: «Нутро
Ни при каких углубленьях не тронь»
Камни, что стали сфинксами.
Галина Болтрамун