Места под солнцем
Места под солнцем отличаются по объему,
качеству, имеют разные сторонние контакты
и представленья о потусторонности,
а в каком-то закоренелом общем и целом
заклеймены фатальным однообразием.
Золотое светило их опекает как платформы
для всевозможных случаев жизни.
А грудной пыл греет надежды на случай,
что волшебно перевернет саму жизнь.
Каждому месту под солнцем
присущи уместность и неуместность,
которые не разделены золотым сечением,
а связаны железной необходимостью.
За лучшие места под солнцем
идет непрерывная убийственная борьба.
Ее настоящие командиры –
тайные наместники не солнечной системы.
Они призваны избавить поднебесье
от проклятого статуса местопребывания
и помочь ему достигнуть своего идеала,
который над братской могилой
физики, метафизики и диалектики
грезится как место пусто.
Земля и мир
Мир и земля сущностно отличны друг от друга и, однако,
никогда не разделены. Мир основывает себя на земле,
а земля пронизывает мир своим воздыманием в нем.
М. Хайдеггер
На пяти континентах простерся увесистый мир
с его невесомостью в дальних заоблачных сферах.
Каждый своей иль чужой головою решает, как быть,
а черепа, в землю сбытые, пьют отрешенность.
С пургой вольнодумия борются страны, края;
над ними довлеет немыслимо странность-бескрайность.
Лозунг «Слава не богу!» вздымает материалист –
и всё у материй его домотканых не слава богу.
Подземные воды блаженны, как нищие духом,
не зная Нептуна, регат, абордажа, священности Ганга.
Всё едино и вспенено там, куда много воды утекло:
мир с землею сливается – чистой воды авантюра.
Ресурсы, рожденные в фундаментальности недр,
в мире пускаются по ветру под свистопляску поветрий;
не поддается всецело распылу лишь соль земли,
чтобы сладостности эмпирей обеспечить полярность.
Рациональные зерна положены в каждый паек
для того, чтоб не хлебом единым питались народы.
Но те, кто на всех направленьях всегда на коне,
рациональные зерна не чтут – не в коня это корм.
Земное ядро испускает расхожие темные чары,
мир протаптывает к зодиаку научный подход.
В ареале всеобщей безвкусицы иль вкусовщины
землянин-мирянин смакует понравившийся постулат.
Сбрасывая со счетов кочевых третьих лишних,
мир и земля в постоянно бодающемся двуединстве,
как теза и антитеза, творят на протезах синтез,
чьи реалии материальны, по идее же – что-то не то.
Душа, безземельная и не от мира сего, – вне понятий.
Смертный в свой век не изведает, как с нею быть;
и многие, ставя ее бытие под вопрос, практикуют
всякие виды бездушья, роднящие землю и мир.
То как стоик, а то непристойно
постояв на своем в ярком мире,
всё ложится в темницу земли.
Харон перевозит фантомы
в еще не иссякнувший миф.
Душа, запинаясь от боли,
вопрошает своё Провиденье,
для чего ей на это смотреть?
Атмосфера с металлическим привкусом
Атмосфера Земли
со всеми своими циклонами
упорно зациклилась
на реалиях «здесь-бытия»
и всеми своими фронтами
отбилась от сверхвысоты,
опасно взбаламученной
музыкою сфер.
Ей в недалеких рамках
ее озадаченности
хватает серебряных струн
и медного колокола.
Она как будто провидит
на своем латентном уровне
причину металлоемкости
в положении вещей
и принимает как должное:
железные законы,
свинцовые мерзости,
цинковые захоронения,
чугунные мысли
и оловянные взгляды.
А испещряющие ее
давно зарубцевавшиеся
и свежо кровоточащие
стальные-булатные резы
она рассматривает
как золотое сечение.
* * *
Бывалая фата-моргана
Не боится грозы и тарана,
Но, по правде, она сохранна
Лишь внутри своего обмана.
В высочайших слоях темноты
Чуть мерцающие скиты
Молчат с орисферой на ты,
Но в пределах своей немоты.
Родословные древа, хоть чинны,
Не скрывают гримасы и мины,
А в смерти отростков повинны
Лишь в рамках своей древесины.
Стародавний никчемный фантом
Как будто везде ни при чём;
И хоть дело, конечно, не в нём,
Кому явится, тем поделом.
Мелочи
Мелкотравчатость собственные измеренья
Пылко великой степи нагнетала
И отрадные пульсы степных откровений
Орошала тоской своего идеала.
На великодушии, приподнимаясь,
Играя то ль на руку, то ли на нервах,
Лежит истеричная, душная малость,
Как на глыбе германской духовности вермахт.
Мелочь, застигнутая микроскопом
За продвиженьем больших интересов,
Не обливается кровью иль потом,
Имеет безбрежность под давящим прессом.
Галина Болтрамун