На войне как на войне
Часовые стоят в авангарде,
Мутный ноготь скользит по карте,
Застывает на белом пятне.
Оно ниоткуда берется,
Едва различимо смеется,
Когда стойкость лежит на войне,
А тактику всякой задачи
Понимают не так, а иначе
И жизнь отдают за так –
Цели, цензы и ценности лживы…
Брезжат сущие альтернативы
Тем, кто в сути Земле не земляк.
Воинственное
Топчет красные линии ход волокит,
Сотрясаются крепости мироустройства –
И вновь средь брони рассеченной лежит
В пыли сногсшибательное геройство.
Радеющий Ра градус жизни поднял,
Нередко доводит ее до кипенья –
Познаются народы по ратным делам,
Ура в авангардах по всей ойкумене.
Клики, хунты курируют славный салют
Над модным, прошитым костями курганом.
Анархисты плоды своих действий несут –
Вкусить ницшеанствующим партизанам.
На мемориалах нашлепки блестят,
Под ними тоннели – в приюты Валгаллы,
Где снимает бесчинную маску солдат
И всё то, что чины на него возлагали.
В условиях разномасштабной борьбы
Никто никому не дает передышки.
Здесь пьющие скудную чашу рабы
В Валгалле увидят щедроты судьбы –
Там все чаши без дна и покрышки.
* * *
Поделом не всегда соразмерно делам.
Заточено мало голов под короны.
Дальнобойный лом бед и ближайший бедлам
Опекает гражданская необорона.
В честь битв отгремевших шикарно блестят,
С парадной резьбой, триумфальные арки.
Арканы хватают бюджетных солдат,
Арки – для мертвецов дорогие припарки.
Все то, что берется из кладезя дней,
Поступает по не визуальным каналам,
Прижимистость коих видней и видней,
А сохранность неловко стоит под вопросом,
Под которым в свой час Атлантида стояла,
Который изгибам в мозгу не соосен.
После войны
После войны – усталость
И тишина.
Сколько еще осталось
Хлеба, людей и вина?
Впрочем, не так уж важно,
Главное – тишина.
Моргает исконно продажно
Разграбленная казна.
Поровну хлеб разделим
(Марс от досады дрожит),
Забудем о шквальной метели,
Зачехлим боевые ножи.
Прах отряхнем, лукавость,
По завету возлюбим врагов.
Что там еще осталось?
Остальное добудем вновь.
Но тверды метастазы стресса,
Интуиция притчи мутит;
Что совсем не имеет веса,
Чаши весов шевелит.
Ломаный внутренний голос
О чем-то упорно замолк,
А к недоумению глоссы
Помрачили заумный толк.
Упражняясь в изгнании беса,
Тянем длинную тень из себя,
Все трефовые интересы
И бубновые коробя.
Холодящая мозг усталость.
И тишина.
Нам ничего не осталось,
А впереди – война.
Сверхчеловеческое
Заступает за крайности сверхчеловек,
Его тень, не рискуя, давно оторвалась,
А все постулаты из альф и омег
Помалкивают, в обстановке теряясь.
Разрываются формулы личных блокад –
И бегут в капилляры запретные токи
И что-то еще – напролет, невпопад,
Задев намагниченной мысли отеки.
Воздух, с лазурной подсветкою, чист,
Не заражён всенародным дыханьем;
В отдаленье играет эфирный флейтист –
Не ангел, не демон, а царь ликований.
Обманчив за гранью рутины финал –
Доходишь до точки, а там запятая.
Субъект, что в себе человека попрал,
Меж валентностями новизны западает,
Всё выбирая на риск свой и страх,
А всего ничего по шкале Абсолюта;
Для жизни, висящей на хрупких костях,
Лишь костоеда снисходит оттуда.
Деформирует цифры обратный отсчет,
С ними еще как-то нужно считаться;
Тот, кто стал хомо сапиенс наоборот,
Пока не лишился проклятой матчасти.
Не дается единственно верный прием
В хаосе рвенья и манипуляций,
Отзвучавшие в косности amen и om
Теперь ни на чем не умеют сказаться.
Сам Заратустра не так говорил,
Как следовало б. Его темный кумир –
Белокурая бестия в вечность влюбилась
И вены рвала… Или с жиру бесилась
И на щит поднимала трансжир.
Блик
По насущностям дней пробирается блик,
Вряд ли стезя его исповедима,
Он прошел цитадели, потопы, ледник
И, может, дойдет до Четвертого Рима.
Его родина – неумолимый огонь,
По ту сторону зла и добра переправа,
Фатальных исчерпанностей перегон
(то ль всеспасение, то ли расправа).
Загадочных марев тончайший ажур
Оседает на глянцы корон, преподобий,
На преступные схемы цепных авантюр
И черствую стать неуклюжих надгробий.
Суховей световых неисчисленных лет
Опыляет юдольные цифры и даты,
И что-то они в себе сводят на нет,
И становятся чем-то безмерно чреваты.
Чудный блик по эпохам и вехам идет,
Облучает и правды, и кривды аспекты,
Внедряет в реалии двойственный код
Богов светозарности и конца света.
Галина Болтрамун