Первозданность
Первозданность молится
(вторичность на подходе!):
– О Царь судьбы и вольности!
Не дай меня природе,
Верни меня безродности,
В сакральное поместье,
Где всё в масштабе пропасти
И всюду повсеместность.
Первозданность чувствует,
Что ген ее потомства
Двинулся в отсутствие,
Где на всё есть спросы.
Внимает Вездеслышащий
Таким благим молитвам – и
Какой-то космос вымощен
Счастливыми убитыми.
Свобода
Свободное существо недосягаемо
для внушения, деформации, гнета,
основополагающих предопределений
и приключенческой неопределенности.
Оно не привязано к своему пути,
не втиснуто в смирительную рубашку
своих черт, признаков и качеств.
Свободный не имеет личностных границ,
его суть соизмерима с Абсолютом.
Жестоко и страшно закрепощен тот,
кто, будучи намертво вселённым
в ортодоксию и парадоксы юдоли,
мечется на всех парах, мучится в припарках
и временами предается высокопарности,
неуклюже витая в облаках.
Такова парадигма действительности,
утешающей себя виртуальным парадизом.
Таков «мир как воля и представление»,
где агрессивные воли, безоглядно,
неприглядно и слепо отработав свое,
увольняются не по собственному желанию;
и вот он – мир как неволя и преставление.
Кто свободен безусловно и абсолютно?
Понятно,
что в первую очередь это Бог.
И понятно,
что в свободе нет очередей.
И понятно,
что смертная единица
насчет вечного Всеединого –
без понятия.
* * *
Из усыпальниц давнишних царей
исходят блики
внутреннего (не)сгоранья страстей
и ноты-брызги.
Скопилось в реалиях тесной избы
много азарта?
Или грузно не та в золотые гробы
выпала карта?
Эти вспышки хромой метафизики зря
дергают воздух –
не приобщат ни штыка, ни штыря
к метавопросу.
Канувшей царственности лунатизм,
поползновенья
просят себе дополнительных виз
у провиденья.
Но фортуна захлопнула диапазон
царских экспансий
и вывела к верхним орбитам мадонн
из биомассы.
Призвана царский апломб размягчать
их миловидность,
но не все к их причудливости в очах
приноровились.
Беспредметные знаки
Беспредметные знаки, подшитые маревом кущ,
опылявших тоску на пути от Эдема к Содому,
проступают на фоне, что каждой эпохе присущ,
в минуты смещенья, изгиба, разрыва, надлома.
Это символика не воплощенной страны,
к низкопробности плоти и пикам оплотов ремарки.
Что было когда-то безграмотным культам сродни,
действует как новомодной культуры напарник.
Социальных научных утопий казенный ранжир
запылен демагогией доисторических былей,
а в молельном дыму изъявляется давний кумир,
чередует улыбки ребячливости и рептилий.
Техногенные мышцы отчаянно тщатся замять
экспансию не адекватных прогрессу значений,
а вехи прогресса заочно повернуты вспять,
где первичная глина не тронута для сотворенья.
Беспредметные знаки – эгида, причастие для
грядущих на зов новоявленного Эвереста,
там возводится четырехмерная ввысь колея –
выйти из зоны затоптанности на бесследность.
Первозданность курирует данностей самораспад,
рядом несозданность благоухает блаженством.
Греховных надежд разлетающийся звукоряд
дирижируется с неземными замашками жестом.
Галина Болтрамун